|
на себе
ризы своя и посыпать головы пеплом, когда увидели чудовищных людей, критикующих Канта с диаметрально противоположной
точки зрения, отвергающих в системе Канта самомалейшие элементы
агностицизма (скептицизма) и идеализма, доказывающих, что вещь в себе объективно реальна, вполне познаваема,
посюстороння, ничем принципиально не
отличается от явления, превращается в явление на каждом шагу развития
индивидуального сознания человека и коллективного сознания человечества. Караул!
— закричали они, — это незаконное смешение материализма с кантианством!
Когда я читаю уверения наших махистов, что они гораздо последовательнее
и решительнее, чем какие-то
устарелые материалисты, критикуют Канта, мне всегда кажется, что в нашу компанию зашел Пуришкевич и кричит: я
гораздо последовательнее и решительнее
критиковал кадетов70, чем вы, господа марксисты! Слов нет, г.
Пуришкевич, последовательные в политике люди могут и всегда будут
критиковать кадетов с диаметрально противоположных точек зрения, но не следует
все-таки забывать, что вы критиковали кадетов за то, что они — чересчур демократы,
а мы их — за то, что они недостаточно демократы. Махисты критикуют Канта
за то, что он чересчур материалист, а мы его критикуем за то, что он —
недостаточно материалист. Махисты критикуют Канта справа, а мы — слева.
Образчиками первого рода критики служат в истории классической немецкой
философии юмист Шульце и
субъективный идеалист Фихте. Как мы уже видели, они стараются вытравить "реалистические" элементы
кантианства. Точно так же, как самого Канта критиковали Шульце и Фихте,
— так немецких неокантианцев второй половины XIX века критиковали юмисты-эмпириокритики и субъективные
идеалисты-имманенты. Та же линия Юма и Беркли выступала в чуточку подновленном
словесном облачении. Мах и Авенариус упрекали Канта не за то, что он
недостаточно реально, недостаточно материалистично смотрит на вещь в себе, а за
то, что он допускает ее существование; — не за то, что
Предыдущая страница ... 206
Следующая страница ... 208
|