|
ным механизмом, мы не можем заключать к чему бы то ни было похожему на
волю и сознание без этого
механизма" . Пирсон даже выдвигает тезис, как итог соответствующей части своих исследований: "Сознание не имеет
никакого смысла за пределами нервной системы, родственной нашей;
нелогично утверждать, что вся материя сознательна"
(но логично предположить, что вся материя обладает свойством, по существу родственным
с ощущением, свойством отражения), "еще более нелогично утверждать, что
сознание или воля существуют вне материи" (там же, р. 75, тезис 2-й). Путаница
у Пирсона получилась вопиющая! Материя — не что иное, как группы чувственных
восприятий; это его посылка; это его философия. Значит, ощущение и мысль —
первичное; материя — вторичное. Нет, сознания без материи не существует и даже
будто бы без нервной системы! Т. е.
сознание и ощущение оказывается вторичным. Вода на земле, земля на ките, кит на воде. "Элементы" Маха,
координация и интроекция Авенариуса нисколько не устраняют этой
путаницы, а только затемняют дело, заметают следы посредством учено-философской тарабарщины.
Такой же
тарабарщиной, о которой достаточно сказать два слова, является особая терминология Авенариуса, создавшего бесконечное
обилие разных "ноталов", "секура-лов", "фиденциалов" и пр. и пр. Наши
русские махисты стыдливо обходят по большей части
эту профессорскую галиматью, лишь изредка стреляя в читателя (для оглушения) каким-нибудь
"экзистенциалом" и т. п. Но если наивные люди берут эти словечки за особую
биомеханику, то немецкие философы — сами любители "мудреных" слов — смеются над
Авенариусом. Сказать ли: "нотал" (notus =
известный) или сказать, что мне то-то известно, совершенно все равно, — говорит
Вундт в параграфе, озаглавленном:
"Схоластический характер эмпириокритической системы". И действительно, это —
чистейшая и беспросветная схоластика. Один из преданнейших учеников Авенариуса,
* "The
Grammar of Science", 2nd ed., Lond., 1900, p. 58.
Предыдущая страница ... 89
Следующая страница ... 92
|