|
степени, создалась потому, что европейская революция, вопреки нашему
желанию, посмела запоздать, а немецкий империализм, вопреки нашему желанию, посмел
наступать.
Тут надо
уметь отступать. Невероятно горькой, печальной действительности фразой от себя
не закрыть; надо сказать: дай бог отступить в полу порядке. Мы в порядке отступить
не можем, — дай бог отступить в полупорядке, выиграть малейший промежуток
времени, чтобы больная часть нашего организма хоть сколько-нибудь рассосалась.
Организм в целом здоров: он преодолеет болезнь. Но нельзя требовать, чтобы он
преодолел ее сразу, моментально, нельзя остановить бегущую армию. Когда я
одному из наших молодых друзей, который
желал быть левым, говорил: товарищ, отправьтесь на фронт, посмотрите,
что там делается в армии, — это было принято за обидное предложение: "нас
хотят сослать в ссылку, чтобы мы здесь не агитировали за великие принципы революционной войны". Предлагая это, я,
право, не рассчитывал на отправку фракционных врагов в ссылку: это было
предложение посмотреть на то, что армия начала неслыханно бежать. И раньше мы
это знали, и раньше нельзя было закрывать глаза
на то, что там разложение дошло до неслыханных фактов, до продажи наших орудий
немцам за гроши. Это мы знали, как знаем и то, что армию нельзя удержать, и
отговорка, что немец не наступит, была величайшей авантюрой. Если европейская
революция опоздала родиться, нас ждут самые
тяжелые поражения, потому что у нас нет армии, потому что у нас нет
организации, потому что этих двух задач решить сейчас нельзя. Если ты не
сумеешь приспособиться, не расположен идти ползком на брюхе, в грязи, тогда ты
не революционер, а болтун, и не потому я предлагаю так идти, что это мне нравится, а потому, что другой дороги нет, потому
что история сложилась не так приятно, что революция всюду созревает
одновременно.
Дело
происходит так, что гражданская война началась как попытка столкновения с империализмом,
СЕДЬМОЙ ЭКСТРЕННЫЙ СЪЕЗД РКП(б)________________________ 19
доказавшая,
что империализм гнил совершенно и что подымаются пролетарские элементы внутри
каждой армии. Да, мы увидим международную мировую революцию, но пока это очень
хорошая сказка, очень красивая сказка, — я вполне понимаю, что детям
свойственно любить красивые сказки. Но я спрашиваю: серьезному революционеру
свойственно ли верить сказкам? Во всякой сказке есть элементы действительности:
если бы вы детям преподнесли сказку, где
петух и кошка не разговаривают на человеческом языке, они не стали бы ею
интересоваться. Так точно, если народу говорить, что гражданская война в
Германии придет, и вместе с тем ручаться, что вместо столкновения с
империализмом будет полевая международная революция , то народ скажет, что вы
обманываете. Этим вы только в своем понимании, в своих желаниях проходите через
те трудности, которые история преподнесла. Хорошо, если немецкий пролетариат
будет в состоянии выступить. А вы это измерили, вы нашли такой инструмент,
чтобы определить, что немецкая революция родится в такой-то день? Нет, вы этого
не знаете, мы тоже не знаем. Вы все ставите на карту. Если революция родилась,
— так все спасено. Конечно! Но если она не выступит так, как мы желаем,
возьмет да не победит завтра, — тогда что? Тогда масса скажет вам: вы
поступили как авантюристы, — вы ставили
карту на этот счастливый ход событий, который не наступил, вы оказались непригодными
оставаться в том положении, которое оказалось вместо международной революции,
которая придет неизбежно, но которая сейчас еще не дозрела.
Наступил
период тягчайших поражений, нанесенных вооруженным до зубов империализмом стране, которая демобилизовала свою
армию, должна была демобилизоваться. То, что я предсказывал, наступило
целиком: вместо Брестского мира мы получили
мир гораздо унизительней, по вине тех, кто не брал его. Мы знали, что по вине
армии заключаем мир с империализмом. Мы сидели за столом рядом с Гофманом, а не
с Либкнехтом, — и этим мы помогли немецкой
Предыдущая страница ... 16
Следующая страница ... 20
|