|
на всякую дикость,
варварство, насилие, преступление, во Франции не меньше, чем в иной стране.
Нет, не французская культура против немецкой, а воспитанная на ряде французских
революций демократия восстала против абсолютизма.
Буря в населении, озлобление против прусских офицеров,
издевательство над ними свободолюбивой, гордой французской толпы, бешеная злоба
прусских солдафонов, произвольные аресты и избиения публики, — все это породило
в Цаберне (а затем и почти во всем Эльзасе) "анархию", как выражаются
буржуазные газеты. Помещичий, "октябристский",
поповский германский рейхстаг огромным большинством принял резолюцию против
имперского германского правительства.
Глупое
словечко — "анархия". Оно предполагает, что был и есть в Германии "установленный"
граждански-правовой порядок, от которого — по какому-то дьявольскому наущению!
— произошло отступление. Словечко "анархия" целиком пропитано духом казенной,
лакействующей перед помещиками и перед военщиной, университетской германской "пауки" (с позволения сказать, науки),
которая воспевала необыкновенную "законность" в Германии.
Случай в
Цаберне показал, что прав был Маркс, который без малого 40 лет тому назад немецкий государственный порядок назвал
"военным деспотизмом, обшитым парламентскими формами"78. Маркс в
сто тысяч раз глубже оценил действительную сущность германской
"конституции", чем сотни профессоров, попов и публицистов буржуазии,
воспевавших "правовое государство". Они ползали на брюхе перед успехом и торжеством
немецких временщиков. Он оценивал классовую суть политики, руководствуясь не
данным "изгибом" событий, а всем опытом международной демократии
и международного рабочего движения.
Не
"анархия" "выскочила" в Цаберне, а обострился и вышел наружу истинный порядок Германии, господство сабли прусского
полуфеодального землевладельца. Если бы
немецкая буржуазия имела чувство чести,
Предыдущая страница ... 182
Следующая страница ... 186
|