|
к
голодающим, — нет, такое сочувствие у него несомненно есть. Не то, чтобы он
упустил из виду критику правительства, — он критиковал его все время. Но он
говорил не как демократ, а как либеральный
чиновник, и в этом коренной грех его речи, в этом коренной грех всей позиции
"интеллигентов" трудовой группы, еще яснее выступающий, например, из протоколов первой и второй Думы.
Дзюбинский отличался от кадетов только тем, что у него не было
контрреволюционных ноток, которые всякий внимательный человек всегда заметит у
кадетов; по своей постановке вопроса дальше точки зрения либерального чиновника Дзюбинский не пошел. Поэтому его речь так
бесконечно слаба, так убийственно скучна, так убога — особенно по
сравнению с речью его коллеги по партии,
крестьянина Петрова 3-го, в котором чувствуется (как и во всех почти крестьянах-трудовиках
и первой и второй Думы) настоящий, нутряной, "почвенный" демократ.
Посмотрите, как начинает г. Дзюбинский. Говоря о голоде, он во главу
угла ставит... что бы
выдумали?., продовольственный устав "временных правил 12 июня 1900 года"! ! Вы
чувствуете сразу, что этот человек, этот политический деятель самые живые впечатления о голоде почерпнул не из личного опыта,
не из наблюдения над жизнью масс, не из ясного представления об этой
жизни, а из учебника полицейского права, причем, разумеется, он взял новейший и лучший учебник самого либерального,
самого, что ни на есть, либерального
профессора.
Г-н
Дзюбинский критикует правила 12 июня 1900 года. Посмотрите, как он
критикует: "почти со времени издания правил 12 июня 1900 года они были
признаны и самим правительством и самим
обществом неудовлетворительными...". Самим правительством признаны неудовлетворительными
— значит, задача демократии исправлять правила 12-го июня 1900 года, чтобы их
могло само правительство "признать удовлетворительными"! Так и переносишься
мысленно в обстановку российского провинциального присутственного места.
Воздух затхлый. Пахнет канцелярией. Присутствуют
Предыдущая страница ... 107
Следующая страница ... 109
|