|
товарищами, ибо на себя уже не берем решения, что от журнала приходится
пока отказаться.
Плеханов очень спокоен, сдержан, очевидно, вполне и безусловно владеет собой, ни следа
нервности Павла Борисовича или Веры Ивановны [бывал и не в таких передрягах!
думаем мы со злостью, глядя на него!]. Он допрашивает, в чем же собственно дело. "Мы находимся в атмосфере
ультиматумов", — говорит Арсеньев и развивает несколько
эту мысль. "Что же вы боялись, что ли, что я после первого номера стачку вам
устрою перед вторым?" — спрашивает Плеханов, наседая на нас. Он думал, что мы этого не решимся сказать. Но я тоже холодно и
спокойно отвечаю: "отличается ли это от
того, что сказал А. Н.? Ведь он это самое и сказал". Плеханова, видимо, немного
коробит. Он не ожидал такого тона, такой сухости и прямоты обвинений. —
"Ну, решили ехать, так что ж тут толковать, — говорит он, — мне тут нечего
сказать, мое положение очень странное: у вас
все впечатления да впечатления, больше ничего: получились у вас такие
впечатления, что я дурной человек. Ну, что же я могу с этим поделать?" — Наша
вина может быть в том, — говорю я, желая отвести беседу от этой "невозможной"
темы, — что мы чересчур размахнулись, не разведав брода. — "Нет, уж если говорить
откровенно, — отвечает Плеханов, — ваша вина в том, что вы (может быть в этом
сказалась и нервность Арсеньева) придали чрезмерное значение таким впечатлениям,
которым придавать значение вовсе не следовало". Мы молчим и затем говорим, что вот-де брошюрами можно пока ограничиться.
Плеханов сердится: "я о брошюрах не думал и не думаю. На меня не
рассчитывайте. Если вы уезжаете, то я ведь сидеть сложа руки не стану и
могу вступить до вашего возвращения в иное предприятие".
Ничто так не уронило Плеханова в моих глазах, как это его
заявление, когда я вспоминал его потом и
обдумывал его всесторонне. Это была такая грубая угроза, так плохо рассчитанное
запугиванье, что оно могло только "доконать". Плеханова, обнаружив его
Предыдущая страница ... 347
Следующая страница ... 349
|