|
гиозном угнетении
всех католиков, — буржуазия ищет и находит известную опору в массах. О крестьянстве польском нечего и
говорить.
Само
собою понятно, однако, что из этого различия нелепо было бы делать вывод о
самобытных преимуществах русской отсталости. Нет, дело объясняется проще, объясняется
историко-экономическими, а не национальными различиями. В России неизмеримо
больше остатков крепостничества в низах, в деревне, в аграрном строе, — отсюда
больше примитивной, непосредственной революционности в крестьянстве и в тесно связанном с ним рабочем классе. В этой
революционности, несомненно, меньше проле-тарско-классовой
сознательности, больше общедемократического (а это означает: по содержанию —
буржуазно-демократического) протеста. А затем, у нас менее развита, менее
сознательна, менее искушена в политической борьбе буржуазия. Она не столько потому пренебрегает работой среди пролетариата,
что не могла бы отбить у нас никакой
части его, сколько потому, что вообще нет для нее такой надобности опираться на
народ (как в Европе и в Польше); ей достаточно пока опираться на привилегии, на
подкуп, на грубую силу. Будут еще и у нас времена, когда всевозможные выходцы
буржуазии понесут в рабочую массу и национализм, и какой-нибудь
христианский демократизм, и антисемитизм,
и всяческую такую мерзость!
Переходим к собственно России. Прежде всего замечательна разница
между Петербургом и Москвой. В Москве полнейшая победа с.-д. над эсерами. По
некоторым сообщениям, — правда, еще не вполне проверенным, — там считают около
200 с.-д. уполномоченных на каких-нибудь 20 эсеров!
В Петербурге наоборот: все поражены неожиданно высоким
процентом эсеровских уполномоченных. С.-д.
преобладают, конечно, но не подавляют безусловно эсеров. Считают около
33% и даже (хотя едва ли верно) около 40% эсеров. Возьмем ли мы пока, впредь до собрания подробных данных, ту или
иную цифру, во всяком случае становится понятным, почему рядовые
Предыдущая страница ... 342
Следующая страница ... 344
|